Неточные совпадения
В субботу
вечером явился инспектор и объявил, что я и еще один из нас может идти домой, но что остальные посидят до понедельника. Это предложение показалось мне обидным, и я спросил инспектора, могу ли остаться; он отступил на шаг, посмотрел на меня с тем грозно грациозным видом, с которым в балетах цари и
герои пляшут гнев, и, сказавши: «Сидите, пожалуй», вышел вон. За последнюю выходку досталось мне дома больше, нежели за всю историю.
Павел между тем весь
вечер проговорил с отцом Иоакимом. Они, кажется, очень между собою подружились. Юный
герой мой, к величайшему удовольствию монаха, объяснил ему...
Иларион Захаревский, впрочем, с удовольствием обещался приехать на чтение; Виссарион тоже пожелал послушать и на этот
вечер нарочно даже остался дома. Здесь я считаю не лишним извиниться перед читателями, что по три и по четыре раза описываю театры и чтения, производимые моим
героем. Но что делать?.. Очень уж в этом сущность его выражалась: как только жизнь хоть немного открывала ему клапан в эту сторону, так он и кидался туда.
К
вечеру, впрочем, в
герое моем поутихла злоба против нее, так что он, приехав к Абрееву, рассказал тому в комическом виде всю эту сцену и даже прибавил...
Зачем эта г-жа становая так яростно кидалась в этот
вечер на моего
героя — объяснить трудно: понравился ли он ей очень, или она только хотела показать ему, что умеет обращаться с столичными мужчинами…
На другой день стало известно, что арестованы Букин, Самойлов, Сомов и еще пятеро.
Вечером забегал Федя Мазин — у него тоже был обыск, и, довольный этим, он чувствовал себя
героем.
Вообще
герой мой, державший себя, как мы видели, у Годневых более молчаливо и несколько строго, явился в этот
вечер очень умным, любезным и в то же время милым молодым человеком, способным самым приятным образом занять общество.
Чувство ожидаемого счастья так овладело моим
героем, что он не в состоянии был спокойно досидеть
вечер у генеральши и раскланялся. Быстро шагая, пошел он по деревянному тротуару и принялся даже с несвойственною ему веселостью насвистывать какой-то марш, а потом с попавшимся навстречу Румянцовым раскланялся так радушно, что привел того в восторг и в недоумение. Прошел он прямо к Годневым, которых застал за ужином, и как ни старался принять спокойный и равнодушный вид, на лице его было написано удовольствие.
Полина с удовольствием пошла. Ответ этот дал ей маленькую надежду. Вошла m-me Четверикова и проговорила: «Bonsoir!» [Добрый
вечер! (франц.).] Она была так же стройна и грациозна, как некогда; но с бесстрастным и холодным выражением в лице принял ее
герой мой.
Не буду рассказывать, сколько еще ужасов, опасностей и разочарований испытал наш
герой в этот
вечер: как вместо такой стрельбы, которую он видел на Волковом поле, при всех условиях точности и порядка, которые он надеялся найти здесь, он нашел 2 разбитые мортирки без прицелов, из которых одна была смята ядром в дуле, а другая стояла на щепках разбитой платформы; как он не мог до утра добиться рабочих, чтоб починить платформу;как ни один заряд не был того веса, который означен был в Руководстве, как ранили 2 солдат его команды, и как 20 раз он был на волоске от смерти.
Я был в этот
вечер героем дня, но меня предупредили, что если Костя в лесу встретится, прямо стрелять в него, а то убьет, не простит позора.
Это удивило меня своей правдой, — я стал читать дальше, стоя у слухового окна, я читал, пока не озяб, а
вечером, когда хозяева ушли ко всенощной, снес книгу в кухню и утонул в желтоватых, изношенных страницах, подобных осенним листьям; они легко уводили меня в иную жизнь, к новым именам и отношениям, показывая мне добрых
героев, мрачных злодеев, непохожих на людей, приглядевшихся мне.
К
вечеру я стал «
героем» улицы, все спрашивали меня...
Я стал усердно искать книг, находил их и почти каждый
вечер читал. Это были хорошие
вечера; в мастерской тихо, как ночью, над столами висят стеклянные шары — белые, холодные звезды, их лучи освещают лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу спокойные, задумчивые лица, иногда раздается возглас похвалы автору книги или
герою. Люди внимательны и кротки не похоже на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо; я чувствовал себя на месте.
Мамаева. Вы
герой! Вы
герой! Ваше имя будет записано в историю. Придите в мои объятия. (Обнимает его.) Ну, прощайте, душа моя! Жду вас сегодня
вечером. (Уходит.)
Кроме этого случая, впрочем, Николя всем остальным был очень доволен и решительно чувствовал себя
героем этого
вечера.
И через час ему приносит
Записку грязную лакей.
Что это? чудо! Нынче просит
К себе на вистик казначей,
Он именинник — будут гости…
От удивления и злости
Чуть не задохся наш
герой.
Уж не обман ли тут какой?
Весь день проводит он в волненье.
Настал и
вечер наконец.
Глядит в окно: каков хитрец —
Дом полон, что за освещенье!
А всё засунуть — или нет? —
В карман на случай пистолет.
Да кто же этот гость?.. Pardon, сейчас!..
Рассеянность… Monsieur, рекомендую:
Герой мой, друг мой — Сашка!.. Жаль для вас,
Что случай свел в минуту вас такую,
И в этом месте… Верьте, я не раз
Ему твердил, что эти посещенья
О нем дадут весьма дурное мненье.
Я говорил, — он слушал, он был весь
Вниманье… Глядь, а
вечером уж здесь!..
И я нашел, что мне его исправить
Труднее в прозе, чем в стихах прославить.
В этот
вечер он решительно казался самому себе
героем.
В мрачный и дождливый осенний
вечер он возвращается домой. В темноте к нему подбегает испуганная девочка, в ужасе что-то кричит, просит о помощи, тянет его куда-то. Но ему теперь — «все равно». А для
героев Достоевского «все равно» или «все позволено» значит лишь одно: «ломай себя, а обязательно будь зол». В душе смешному человеку жалко девочку, но он, конечно, грозно топает ногами и прогоняет ее.
Морфей скоро принял ее в свои объятия. Сны ей снились, в продолжение всей ночи, самые обворожительные… Снились ей целые романы, повести, арабские сказки…
Героем всех этих снов был… господин в цилиндре, заставивший ее сегодня
вечером взвизгнуть.
За удовольствие иметь его у себя на обеде,
вечере, фантах и других святочных увеселениях тогдашнего времени, спорили, как ныне спорят за честь и удовольствие иметь у себя в доме севастопольских
героев.
Сам Щурхов и Иван (прочие
герои этого
вечера не в силах были действовать) сделали из своих рук носилки и таким образом отнесли малютку, обсыпанного снегом, будто обсахаренного, в дом, где раздели его, уклали в постель и где влили в него целый медный чайник зеленого чаю (самоваров тогда еще не было).
Молодой богатый капитан гвардии, вращавшийся в петербургских придворных сферах, побывавший в чужих краях и, следовательно, обладавший неподдельным европейским лоском, красавец собою, Виктор Павлович естественно был желанным гостем гостеприимных московских гостиных и
героем балов и
вечеров, даваемых московскими магнатами.